Промышленная революция в Англии повлекла за собой значительное оживление деловой и коммерческой переписки и как следствие заставила многих задуматься над тем, как следует упростить и ускорить доставку писем. В особенности эта проблема стала насущной с завершением наполеоновских войн в Европе и возвращением континента к мирной жизни.

И тем не менее новатором почтового дела оказалось далеко не Соединенное Королевство, а далекое средиземноморское Сардинское Королевство. Здесь, в 1818 году были выпущены, а с 1819 года введены в обращение листы штемпельной почтовой бумаги достоинством в 15, 25 и 50 чентезимо с рельефным медальоном. Воспроизводящим скачущего почтальона, за что впоследствии у филателистов они стали известны как «маленькие лошадки» или «каваллини» по-итальянски. Первый тип рельефа на листе, стоимостью 15 чентезимо, был округлой формы, 25-чентезимовый — овальный, а самый дорогой 50-чентезимовый — восьмигранный. Купив один из таких листов, можно было отослать написанное на нем письмо в любую населенную точку острова. При этом, покупая 15-чентезимовый лист, оплачивалась его пересылка на расстояние до 15 миль. Лист стоимостью в 25 чентезимов франкировал пересылку отправления на расстояние от 15 до 35 миль. И самый дорогой из всех трех — позволял беспрепятственно послать сообщение в поселки, находившиеся за 35 миль от предполагаемого места отправления. В обиходе «маленькие лошадки» просуществовали почти восемнадцать лет, вплоть до 1836 года.

На севере Европы также предпринимались попытки упрощения улучшения почтового дела. В 1823 году шведский офицер по имени Трефенберг внес в шведский парламент Риксдаг проект почтовой реформы, состоящий из многих пунктов, один из которых предполагал выпуск и введение в обращение «портчартов» — специальных листов бумаги для писем с указанием полученной суммы за пересылку знаков почтовой оплаты. Однако ввиду того, что автор проигнорировал унификацию расчётов вне зависимости от вида, веса и расстояния пересылки, проект Трефенберга был отклонен из-за сложности его реализации на практике.

Примерно схожую судьбу разделил и проект еще одного энтузиаста почтовой реформы, словенца Кошира из Любляны. В 1835 году Кошир направил разработанный им проект почтовой реформы, предполагавший в ходе упрощения действующей почтовой системы Австро-Венгерской Империи введение в Вене оплачиваемой квитанции-марки. Однако после длительного изучения предложений помощника почтового счетовода Лоренца Кошира, его проект был отклонен, как практически неосуществимый.

А тем временем, южнее Любляны, в Греции, недавно освободившейся от гнета Османской империи, почта уже функционировала по-новому. Там в 1831 голу появились реальные предшественницы будущих почтовых марок. представлявшие из себя небольшие бумажные карточки с напечатанной на них жемчужной диадемой, окружавшей цифру «40» — означавшую продажную стоимость в сорок лепт с тем, чтобы ее затем можно было использовать для оплаты пересылки корреспонденции между Афинами и Пиреем. Самое раннее из трех дошедших до наших дней писем, подтверждающих подлинность хождения этих марок имеет карандашное гашение от 25 ноября 1840 гола. что на целых 208 дней позже. чем самый ранний оттиск штемпеля на первом знаке почтовой оплаты — знаменитом «Черным пенни» Роуленда Хилла, с именем которого связано немало интересных, порой легендарных, историй.

Рассказывают, во время одного из своих путешествий Хилл, будучи вначале своей необычной карьеры скромным сельским учителем, заночевал на постоялом дворе небольшого ирландского городка. Проснувшись утром и выйдя во двор, Хилл стал свидетелем трогательной сцены, участниками которой были гостиничная служанка и постучавшийся в ворота почтальон, хотевший вручить адресованное ей письмо. Но девушка отказалась, заявив, что не имеет денег на его оплату. Посочувствовавший учитель, предложил симпатичной служанке взять у него шиллинг и отдать почтальону, но та, вспыхнув, поблагодарила доброго сэра, но наотрез отказалась от его искреннего предложения. А когда почтальон отошел уже довольно-таки далеко от места их беседы, смущенная девушка призналась Хиллу, что она договорилась со своим женихом, уехавшим куда-то на заработки, что они будут давать друг другу весточки самым экономным способом, посылая по почте сложенные пустые листы бумаги, на которых помимо адреса будут еще стоять миниатюрные понятные лишь им двоим условные знаки. А поскольку по действовавшим в те времена почтовым правилам оплату за любую корреспонденцию производил получатель, то осуществлению их замысла препятствий никаких не существовало.

А дальше, гласит легенда. Хилл задумался, сколь много казна теряет от такого несовершенного порядка и, забыв об ожидавших его делах и подлинной цели путешествия, весь погрузился в составление текста проекта почтовой реформы, который он и опубликовал в 1837 году.

Однако, если рассказанная история в действительности и имела место в биографии Роуленда Хилла, то наблюдательный молодой человек не мог и без того не заметить к скольким ухищрениям, помимо отдельных влюбленных, прибегают целые гильдии купцов, ведущих обширную деловую переписку. Так, по откровенному признанию одного из них, проживавшего в Глазго, из 7929 писем, полученных им в течение всего 1836 года, лишь за 2068 почта получила причитающуюся ей пошлину, остальные, как сегодня сказали бы, пришли к нему «левым путем», или, выражаясь более галантным языком ХХ века — «пришли с оказией».

«Оказией» на языке делового человека ХХ века был следующий способ пересылать письма: отправитель, вооружившись солидным листом почтовой бумаги, писал на нем несколько писем, но посылая их одному адресату, как единое отправление, с припиской, кому какое тот должен будет разнести по соседству. Обиды здесь никакой или особого одолжения не было и в помине, поскольку и сам отправитель постоянно оказывался получателем и распространителем аналогичных, приходивших к нему посланий.

Это и побудило английского парламентария Сэмюэля Робертса, мыслящего государственными категориями, потребовать введения единого по всей стране тарифа за пересылку простого письма в один пенни. А в 1834 году независимо от идей Робертса другой англичанин, Чарльз Найт — газетный издатель и книготорговец, внес предложение, чтобы для упрощения пересылки газет ввести в обращение специальные однопенсовые конверты. Однако оба этих предложения были проигнорированы почтовым ведомством Соединенного Королевства, и тем не менее была учреждена в 1835 голу специальная парламентская комиссия по реформе почтового дела. Одним из ее членов стал Роуленд Хилл.

И вот, 6 января 1837 года из печати выходит брошюра Роуленда Хилла, озаглавленная «Реформа почтового ведомства, ее значение и осуществимость», вобравшая в себя не единичные предложения, а целый комплекс идей по упрощению почтового дела и созданию действительно доступной для широких слоев населения, а значит, и более выгодной для государства в целом почты. В качестве основных идей, выдвигаемых Хиллом, фигурировало введение единого по всей стране тарифа за пересылку простого письма вне зависимости от расстояния. но весом не более половины унции. т.е. около 15 грамм. в один пенни. При этом оплату должен был осуществлять не получатель, который, как показывала практика, имел все основания отказаться от адресованного ему послания, а отправитель. Более того, платить должны были все, прибегавшие к услугам государственной почты, а значит, своих привилегий в этом лишались как многочисленные придворные, так и члены парламента, нередко из чувства дружбы или иных более корыстных мотивов посылавшие письма своих знакомых.

Один из пунктов брошюры гласил, что предварительная оплата почтовых услуг должна осуществляться с помощью «маленьких кусочков бумаги, достаточных для того, чтобы на них поставить почтовый штемпель, и покрытых с одной стороны клеем, дающим возможность после увлажнения прилепить их к письму». Именно это, несомненно, первое, а значит, и классическое определение почтовой марки вызвало самую бурную критику в адрес Хилла. Королевский генеральный почтмейстер отзывался о хилловском предложении, как о «самой необыкновенной из всех сумасшедших выходок», его коллега, секретарь лондонского почтамта, категорически отверг предложение Хилла как заведомо «неосуществимое». В Палате общин опубликованную брошюру сравнивали с уличной болтовней, а Палата лордов вынесла вердикт, что «подобный вздор только для доверчивых глупцов».

Парламент вернулся к обсуждению дискутируемого предложения Хилла, и 23 ноября 1837 года Палата общин учредила специальную комиссию для его всестороннего изучения, а 17 июля 1838 года в качестве пробного мяча был рекомендован двухпенсовый почтовый тариф за одноунцевое отправление. В итоге в 1839 году проект Хилла был принят, а 10 января 1840 года королева Виктория скрепила своей подписью Закон о введении нового почтового тарифа и соответствующих ему мероприятий, и нововведений, одним из которых и стал в самом скором времени выпуск первых почтовых марок.

И так, с началом 1840 года стоимость пересылки писем до 1/2 унции составляла 1 пенни, до 1 унции — 2 пенса с учетом того, что каждая последующая полная или неполная унция оплачивалась при пересылке отправления в 2 дополнительных пенса. Максимальный вес принимавшегося к пересылке почтой отправления был ограничен 16 унциями, т.е. примерно од ним фунтом.

Новым тарифам должны были соответствовать и новые «почтовые наклейки» — «PostOfficLabel» — так в Англии первоначально называли почтовые марки.

Конкретные работы по созданию будущих марок Хилл начал сразу же после исторического для него решения Палаты общин об учреждении комиссии. В 1837 году лондонская «Таймс» объявила конкурс на лучший проект почтовой марки; всего собралось около 2700 разнообразных проектов, среди которых оказалось много самых невероятных. Так, например, один из них представлял будущую марку размером со стандартный конверт, воспроизводящую государственный флаг, в середине которого отводилось место для написания имени и адреса получателя.

В итоге после долгих споров финалистом стал Бенджамин Чевертон, проект которого предполагал воспроизведение портрета королевы, но не столько из верноподданнических чувств, сколько из желания обезопасить будущие марки от вероятной подделки. Как писал сам Чевертон, «когда глаз человека привыкает к восприятию черт определенного лица, любое отклонение от нормы будет сразу же заметно. В этом случае бросится в глаза изменившееся общее впечатление от портрета, а не различие в шрифте, буквах или орнаменте. Может быть, трудно будет сказать, в чем именно различие между двумя портретами, но оно немедленно будет замечено». Не исключено, что помимо этого прагматического довода победа Чевертона была предопределена общим видением Хилла своего детища. И тем не менее, несмотря на то что жюри конкурса одобрило предложение Чевертона, его проект не был принят полностью, а был отправлен на дальнейшую скрупулезную доработку.

В качестве основы сюжета будущей марки был взят портрет королевы Виктории с гравюры Уильяма Уайона, которую он выполнил для памятной медали 1837 года, выбитой по случаю посещения королевой лондонской ратуши. Именно с этой медали график Генри Корбул скопировал королевский профиль, а уже затем граверы Чарльз и Фредерик Хиты завершили начатую работу, которую затем передали в типографию. Выбор пал на типографию «Перкинс, Бэкон энд Петч».

Почтовая марка с портретом Эдуарда VII, 1902 год

По согласованному решению будущие марки должны были быть отпечатаны в технике высокой печати, поскольку она оказывалась относительно дешевой и дополнительно предохраняла от возможности подделки. Именно этим обстоятельством долгое время мотивировалось участие не одного, а двух мастеров: отца и сына Хитов в создании гравюры для будущей марки, но полвека спустя, в 1890 году, на первой лондонской филателистической выставке демонстрировался пробный оттиск с указанием, что его автором был Фредерик Хит, поскольку по архивным данным фирмы «Перкинс, Бэкон энд Петч» значилось, что счет на изготовление формы был выписан именно на его имя. И все же в значительно большей степени прославились не Хиты, а другой гравер — Уильям Хемфри. С его именем связано рождение так называемой ретуши Хемфри, появившейся через 14 лет, когда к 1834 году печатная доска из-за ее интенсивного использования местами стерлась так, что требовалась специальная реставрация. Работа взявшегося за восстановление изношенной доски Хемфри отличалась таким совершенством, что 6ез длительного и тщательного изучения новых оттисков в сопоставлении с первоначальными, следы поправки оказывались неуловимы.

Немало хлопот типографии доставил подбор соответствующей бумаги и красок, но особые волнения доставил клеевой слой на оборотной стороне марок. Недаром 22 апреля, за несколько дней до выпуска марок в продажу, рабочие «Перкинс, Бэкон энд Петч» публично признавались: «Вот уже пять дней мы занимаемся нанесением клеевого слоя на марки, и трудности. с которыми мы столкнулись, не поддаются описанию».

Но вот наконец 1 мая 1840 года Роуленд Хилл с законной гордостью записал в своем дневнике: «В первый раз марки выпущены сегодня для населения. Страшная суматоха на почтамте».

И хотя официальной датой почтового обращения «Черного пенни» — так любовно коллекционеры прозвали первую марку за ее цвет и номинальное достоинство — считается 6 мая 1840 года, все же коллекционеры обнаружили конверт с наклеенной на нем маркой и датой гашения 2 мая. Каким образом этот факт имел место — загадка, но подлинность находки ни у кого придирчиво исследовавших ее не вызвала сомнения. В итоге уникальный загадочный конверт был выставлен на аукцион Британским королевским филателистическим обществом и сразу же приобретен с торгов одним из его членов.

Через несколько дней после «Черного пенни» в обращение была пущена вторая английская марка, также скоро удостоившаяся имени собственного: «Синий двухпенсовик». Одновременно с ними в продажу поступили две «цельных вещи»: черный, достоинством в один пенни и двухпенсовый синий франкированный конверты, которые по имени их создателя получили имя «конвертов Малреди».

Из-за известной критики в адрес предложенных им марок Хилл параллельно с ними считал целесообразным выпустить специальные конверты, приобретение которых по аналогии с марками оплачивало бы будущее отправление в них корреспонденции. Более того, сам Хилл с большим доверием и нескрываемо большей симпатией относился к параллельно вводимым конвертам.

Как и в истории с марками, на лучший проект будущего конверта был объявлен конкурс, победителем которого стал модный в свое время художник-иллюстратор, ирландец по происхождению, Уильям Малрели, приглашенный к участию лично министром финансов Соединенного Королевства. Несмотря на то что проект Малреди вызвал общее восхищение конкурсной комиссии, когда отпечатанные конверты поступили в продажу, то в отличие от новомодных марок их практически никто не желал приобретать. Много лет спустя в Англии были обнародованы сборники-брошюрки, содержащие полную подборку из 47 карикатур на невезучий конверт Малреди, который в силу ограниченного периода хождения сегодня крайне редко встречается прошедшим почту и высоко ценится всеми филателистами мира.

Притягательностью обладают и две первых английских марки, из которых «Синий двухпенсовик»  значительно реже и дороже, поскольку тиражи «Черного пенни» из-за массовой рассылки обычных писем были намного больше. Однако безупречный негашеный экземпляр «Черного пенни» сегодня столь же лакомый аукционный товар, что и многие другие редкости филателии. Особо ценятся пары, тройки и более крупные фрагменты печатных листов «Черного пенни и «Синего двухпенсовика», поскольку в свое время никто не собирался запасаться впрок марками, доступными для покупателей в любом почтовом окошке. Да и цена полных листов была по тем временам весьма высокой: один или соответственно два фунта стерлингов.

Старая английская денежная система делила один фунт стерлингов на 20 шиллингов, каждый из которых состоял из 12 пенсов. Исходя из этого, а также из потенциального удобства учета проданных листов, Хилл предложил, что бы печатный лист состояли из 240 марок: по 12 штук в каждом из 20 горизонтальных рядов. А чтобы еще больше обезопасить марки от фальсификаторов, Хилл предложил каждую из них отметить своими особыми буквенными литерами, четко фиксировавшими место почтовой миниатюры в печатном листе. В итоге родился так называемый «алфавит-пенни», когда все 12 марок верхнего ряда имели в обязательном порядке в нижнем левом углу литер «А», а в правом соответственно от «А» до «L», в то время как по вертикали литеры менялись от «А» до «Т».

В двойственности простой до наивности на первый взгляд идее Хилла убедились лишь полтора столетия спустя, когда советский художник Владислав Коваль «попался», воспроизведя на отечественных памятных марках, выпускаемых к 150-летию «Черного пенни», литеры, которых никогда в природе и не существовало. Пока суд да дело, значительное количество марок попало в продажу, а когда коллекционеры подняли шум, высмеивая чиновников Минсвязи, обнаружилось, что художник сделал это преднамеренно, зашифровав «алфавитом Черного пенни» инициалы близких ему женщин. В итоге, чтобы не создавать нездоровый ажиотаж с изъятием ошибочных марок, Минсвязи поступило мудро, выпустив повторный, уже с исправленным «алфавитом Черного пенни», тираж.

Однако со временем первоначальных предосторожностей английским чиновникам показалось недостаточно, и начиная с 1858 года (года, когда первая почтовая марка вышла в обращение в Российской Империи) на английских марках литеры стали печатать во всех четырех углах. При этом в верхних печатались те же литеры, что и в нижних углах, но в обратном порядке.

И таким образом, первым филателистам, не избалованным еще разнообразием эмиссионной политики почтового ведомства, была предоставлена великолепная возможность подбора всех возможных буквосочетаний, в результате чего в их альбомах выстраивались реконструированные печатные листы первенцев мировой филателии, которых до поры до времени так и не удавалось обнаружить. Однако в середине ХХ века неожиданно всплыл полный неразрезанный лист «Черного пенни», правда значительно попорченный временем, но по-настоящему оригинальный!

Кстати, уже через год после выхода «Черного пенни» в недрах почтового ведомства созрел настоящий скандал. Дело в том, что используемая для печати краска оказалась недостаточно стойкой и, по мнению чиновников, была уязвима для фальшивомарочников. В результате с 1841 года вместо черной краски однопенсовые марки стали печатать красной. Так родился «Красный пенни».

И тем не менее высокое качество глубокой печати надежно гарантировало почту от подделок. Однако уже через два года огромные тиражи почтовых марок повлекли за собой и значительные расходы на относительно недорогое производство. Возникла необходимость удешевления печати при сохранении гарантии предохранения марок от возможных подделок. Таким приемлемым способом оказалась типографская печать, предложенная фирмой «Томас Де ля Рю», пришедшей в изготовлении марок на смену «Перкинс, Бэкон энд Петч».

Чтобы продемонстрировать возможности предлагаемого способа печати, гравер «Томас Де ля Рю» Генри Арчер в 1850 году совместно с другим сотрудником фирмы Робертом Бранстоном изготовили методом типографской печати копии «Черного», «Красного пенни» и «Синего двупенсовика», увидев которые и оценив по достоинству возможности конкурирующей фирмы, почтовые чиновники приказали их немедленно уничтожить. Тогда Арчер и Бранстон вновь решили продемонстрировать реальные преимущества по стоимости изготовления, не в ущерб качеству, своего метода печати, так называемую пробную марку с портретом принца Альберта, получившую название у филателистов «Принц консорт», снабдив ее двумя миниатюрными литерами « I» и «Д»? Что соответствовало расшифровке имени Джуберта де ля Борте — лучшего гравера фирмы, с которым неоднократно заключались договоры на изготовление различных ценных бумаг. Тем самым мастера «подстраховались» в глазах придирчивых чиновников, от решения которых зависела передача выгодного как для почты, так и для фирмы заказа от «первопечатников» марок к их более экономным конкурентам.

Пока же за стенами фирм решался вопрос о будущем печати марок, английские обыватели впали в панику: кто-то пустил слух, что приклеивание марок с использованием для этой процедуры языка крайне опасно, поскольку составляющие ингредиенты марочного клея неизбежно приводят к раку языка! Спасло лишь вмешательство авторитетного Чарлза Диккенса, опубликовавшего в журнале «Хаусхолд Ворлдс» фельетон «Великий секрет британского клея», содержавший в себе информацию «Отчета специального комитета по почтовым маркам», в котором говорилось. что составными частями марочного клея являются картофельный и пшеничный крахмал в смеси со столярным клеем.

Сиреневый пени, 1881 год

На протяжении почти четверти века, с момента введения в обиход почтовых марок и до 1864 года, Хилл был связан с деятельностью почтового ведомства, занимая в его стенах различные посты от обычного секретаря до генерального почтмейстера. Когда же он вышел в отставку, королева наградила Хилла орденом Бани, пожаловав ему титул баронета, что автоматически прибавляло к имени дворянскую приставку «сэр». И надо заметить, что дело сэра Роуленда Хилла заслуживало высокой награды. Ведь за истекшие четверть века функционирования почты по предложенным им принципам количество пересылаемых писем возросло с 76 до 642 миллионов! Вот почему после своей кончины сэр Роуленд Хилл был удостоен чести быть похороненным в Вестминстерском аббатстве — пантеоне великих англичан, напротив отца паровой машины Джеймса Уатта.

И все же нашлось немало людей, обвинявших Хилла в плагиате и претендовавших на собственное отцовство почтовой марки. Самым известным из них был Джеймс Чалмерс, вынашивавший идею почтовой марки еще с 1834 года и в 1837 году подавший через своего друга — депутата Палаты общин Роберта Уоллеса предложение в комиссию, занимавшуюся уже рассмотрением проекта Хилла. После смерти последнего его сын, Пирсон Хилл вел длительную тяжбу с сыном Чалмерса, Патриком за право «доброго имени». В дальнейшем тяжбу продолжили внук Чалмерса с внучкой й Хилла, конец чему был положен обнародованием обнаруженного собственноручного письма Джеймса Чалмерса Роуленду Хиллу от 18 мая 1840 года, в котором отправитель полностью признавал приоритет Хилла, подчеркивая, что возникшее недоразумение связано прежде всего из-за его недостаточной осведомленности о деятельности Хилла.

А. Стрыгин