Окно в старый Геленджик

Все помнят первую строчку сказки Пушкина о трёх сестрицах под окном… – наша же история начинается почти так же, но конец в ней, увы, не особо счастливый.

А где же сёстры?

Эта почтовая карточка, выпущенная тиражом 3 000 экземпляров в двадцатых годах прошлого века в типографии со странным и сложным названием «Меццо-тинто Сокрайшефсовета, Москва», появилась на одном из зарубежных сайтов-аукционов.

Открытка «Кабардинка. Гора «Три сестры» – так назван антикварный лот, выставленный продавцом из Израиля: он представляет собой панорамное фото набережной села того времени с горным массивом на горизонте. В кадре на месте современной набережной и ряда гостиниц – всего пять или шесть мелких построек; у галечного берега видно, как хозяин купает своих лошадей. На заднем плане, по-видимому, и высится та самая гора, указанная на советской открытке. Но – удивительно! – никто из моих знакомых о такой горе не слышал.

Осмотрев карты окрестностей села и снова не найдя такого топографического объекта, мы обратились в администрацию Кабардинки. Там тоже не смогли что-либо ответить по этому поводу. Тогда мы отправились прямиком в городской историко-краеведческий музей, где и приоткрылась завеса тайны.

Вершины сестры

— Такая почтовая карточка, судя по тиражу, очень редкая и, конечно, представляет для нас интерес, — поясняет научный сотрудник отдела природы в музее Ольга Лапшина. — На снимке изображена гора Дооб – невысокая, но живописная, три вершины которой и носили в народе название «Три сестры» – Вера, Надежда и Любовь. Возможно, что это название когда-то и будет признано официальной топонимикой.

О горе Дооб и трёх её вершинах, — продолжает Ольга Ивановна, — существует старинная легенда, помещённая в сборник Натальи Бяковой-Смоленской «Страницы летописи Геленджика». Неоднократно слышала, как местные экскурсоводы, рассказывая гостям курорта о его окрестностях, цитировали именно эту легенду. Местные краеведы подтверждают уникальность этой открытки.

Смычка города с деревней

С топонимикой на открытке разобрались. Но что это за странное название типографии – «Меццо-тинто Сокрайшефсовета»? За помощью мы обратились в Московский клуб «Филокартист», в чьих фондах, кстати, такой открытки тоже нет. Оказывается, меццо-тинто (от итальянского mezzo – «средний» и tinto – «окрашенный»), или «чёрная манера» – разновидность тонкой гравюры на металле глубокой печати, в которой изображение создаётся не линиями и штрихами, а плавными тональными переходами. Гравюры меццо-тинто отличаются глубиной и бархатистостью тона, богатством светотеневых оттенков. Гравюру периода барокко и караваджизма использовали главным образом в репродукционных целях, и такие изображения были весьма популярны. Видимо, компания «Меццо-тинто» существовала и в дореволюционной России.

Однако с приходом советской власти многое изменилось. В конце 20-х – начале 30-х годов были повсеместно образованы Советы по шефству над деревнями. Под лозунгом «Смычка города с деревней» делегации горожан отправлялись на село учить крестьян уму-разуму. Для изготовления наглядной агитации шефсоветам было предоставлено право издательской деятельности. В то же время владельцы частных типографий искали, под чьё бы официальное крыло пристроиться и хоть как-то остаться при деле. Вот так и очутилась художественная типография «Меццо-тинто» под началом Сокольнического районного шефсовета Москвы – «Сокрайшефсовета».

Легенда о жадном отце

Жил в наших местах колдун, и было у него три дочери – красавицы, мастерицы да рукодельницы. Сёстры много лет не покладая рук плели кружева, шили одежду, ткали ситцы и сукно, выделывали кожу и меха, пряли нитки из шерсти… Батюшка всё забирал и по списку складывал в два огромных сундука (а чтобы вы знали, название горного хребта Туапхат переводится с адыгейского как «два сундука»). Чем больше собиралось богатства в сундуках – тем больше росли запросы отца. Девушки мечтали выйти замуж, но отец вечно запрещал. Найдя толику времени, сёстры обратились к своим любимым, но отец вернул их домой и жестоко наказал.

Вера, Надя и Люба, не выдержав истязаний, сбежали к матери на другую сторону залива. Но никакие увещевания жены, а звали её Согласие (название горы Дооб переводится именно так), не смирили алчность колдуна – в слепой ярости прошептал он коварное заклятье, превратив родных дочерей в горы, и сам упал замертво.

И теперь мать и дочери, прижавшись друг к другу, – вместе, а он один (гора Колдун) – рядом с «сундуками». Дословно Вот как легенду интерпритирует Бякова-Смоленская:

И чем больше собиралось

В сундуках его добра,

Жадность пуще разгоралась:

Стала прямо как гора!

Дочкам о семье мечталось,

Но отец сказал: «Не быть! Вам три года назначалось Ткать, вязать, кроить и шить!»

Александр Бочнев

Источник: Геленджикская городская газета Прибой