Гиганты неба. «5 в 4», или Энтузиазм в «экспортном варианте»

Часть 3

Следующая марка из серии «Дирижабли. 1991 год» натолкнула на размышления о том, что в любом деле не бывает мелочей, а спешка и показной энтузиазм зачастую только вредят делу. Это, в частности, подтверждает история почтовых марок, выпущенная в СССР к прилету LZ 127 в Москву в сентябре 1930 года.

…В 1929 году, совершая знаменитый кругосветный перелет, капитан германского дирижабля «Граф Цеппелин» Хуго Эккенер, прокладывая курс над СССР, не стал, несмотря на поступившее ему приглашение, пролетать над Москвой – он решал задачу «завоевания» рынка США и вез на борту несколько десятков американцев. Полет проходил над северной частью нашей страны.

По первоначальному плану дирижабль должен был показаться над Ленинградом, но, по метеорологическим причинам, экономии времени и горючего, от этого отказались. Пролетая над городом Кизел, что в Пермском крае, с дирижабля, по настоятельной просьбе одного из пассажиров-американцев, сбросили пакет с шестью почтовыми открытками. Судьба их неизвестна, зато остальные почтовые отправления, сделанные на остановках по ходу перелета, время от времени «всплывают» на аукционах.

Весной 1930 года «Граф Цеппелин» снискал себе еще изрядную толику славы, слетав через Атлантику в Бразилию.

Наконец, 10 сентября предстал во всей красе перед взорами пораженных москвичей. Состояние горожан можно понять, если представить себе махину почти в 250 метров в длину, зависшую над головой на высоте каких-то полутора сотен метров. Говорят, что тень от «цеппелина», когда он кружил над Кремлем, закрывала собой едва ли не половину Красной площади.

«Графа Цеппелина» настойчиво «зазывали» в Москву по нескольким причинам – политическим, экономическим и, что немаловажно, пропагандистским.

Еще в 1925 году в СССР создали комиссию по Транссибирскому дирижабельному пути. К работе привлекли не только советских, но и иностранных, в том числе, германских специалистов. Был составлен и план опытного строительства дирижаблей, который предусматривал постепенный переход к производству крупных аппаратов жесткой схемы, аналогичных «цеппелинам».

Это устраивало как гражданских, так и военных - дальней бомбардировочной авиации еще не существовало, и дирижабли вполне могли достигать глубоких тылов возможного противника. В начале 1928 года с переходом страны на пятилетнее планирование, ЦАГИ поручили составить программу развития дирижаблестроения на ближайшие пять лет. В числе тех, кто отвечал за эту работу, был будущий выдающийся авиаконструктор Андрей Туполев. Он с группой советских специалистов объехал США, Францию, и, конечно же, Германию.

Германские «цеппелины» в этой «гонке» выглядели безусловными фаворитами. Другое дело, что реализация советской программы требовала основательной подготовки: возведения необходимой базы (ее предполагалось разместить в Переславле-Залесском, на берегу Плещеева озера); подготовки кадров (в январе 1930 года в Московском высшем техническом училище (МВТУ) был создан аэромеханический факультет с дирижабельным отделением); организации самого производства (Германия в силу политических причин в конце 1920-х годов виделась наиболее вероятным партнером). На «переходном» этапе предполагалось наладить выпуск полужестких дирижаблей наподобие «Норвегии» и «Италии» Умберто Нобиле. А пока в СССР освивали производство мягких дирижаблей. Один из них, «Комсомольская правда», словно предваряя прилет «Графа Цеппелина», 31 августа появился в московском небе, причем поднялся он в воздух прямо из оврага в Филях, где его и собирали.

Что касается фирмы Luftschiffbau Zeppelin – изготовителя и владельца дирижабля, то она с готовностью приняла приглашение прилететь в Москву: в перспективе просматривался впечатляющий контракт на оказание технической помощи в развитии советского дирижаблестроения.

Не менее значимым прилет «цеппелина» виделся в СССР и в пропагандистском отношении: этот дирижабль можно было смело преподать населению как «детище» германского рабочего класса, ведь он был построен, в том числе, и на 3,5 млн немецких марок, собранных простыми немцами по добровольной подписке. После войны, по условиям Версальского мирного договора, Германия потеряла право строить дирижабли на своей территории. Запрет действовал до 1925 года. После его отмены германское правительство и лично Хуго Эккенер организовали кампанию по сбору средств на постройку этого дирижабля. Немцы массово откликнулись, и осенью 1928 года он совершил свой первый полет, а спустя всего два года побил все мыслимые мировые рекорды. Об этом не преминула сообщить газета «Правда», и, пользуясь случаем, сама объявила всенародный сбор средств на постройку советского дирижабля с одноименным названием. Андрей Платонов тоже проникся этой мыслью и написал пьесу «Шарманка», герой которой энтузиаст-изобретатель Алеша  мечтает о дирижабле, который полетит «над неимущим земным шаром… спустится и его потрогают руки всемирного пролетариата».

Оперативно отреагировал на сигнал партии и правительства пролетарский поэт Демьян Бедный:

«…Немецкий гость на цеппелине

Нам оказал большую честь.

Привет! Спокойно всё ж отныне

Уж мне теперь ни спать, ни есть...

Обидно стало мне на крыше:

– Воздушных нам бы кораблей,

Да чтоб они быстрей и выше...

...Вношу на стройку СТО РУБЛЕЙ!»

Жена Сталина, Надежда Аллилуева, написала мужу, который был тогда в отъезде: «По поводу стих[отворца] Демьяна все скулили, что мало пожертвовал, мы отчислили однодневный заработок». Так же поступили и сотни тысяч других жителей нашей страны.

Сбором финансовых пожертвований германский Благотворительный фонд не ограничивался: он выпускал почтовые карточки, виньетки, сувениры. Вдобавок к этому, по личной инициативе Хуго Эккнера, была разработана специальная филателистическая программа: при этом тарифы на отправку писем на LZ-127 были высокими и с каждым рейсом они только возрастали, но несмотря на это дирижабельная почта пользовалась у филателистов огромной популярностью.

Хуго Эккенер, к моменту визита в Москву уже «съевший собаку» на «дирижаблепочтовой» ниве, конечно же держал в уме, что через пару дней после возвращения «цеппелина» в Берлине откроется Международная филателистическая выставка IPOSTА, обещавшая стать крупнейшим событием подобного рода за все время их проведения (так оно и произошло – в общей сложности ее посетили более 100 тыс. человек).

Поэтому в качестве непременного сопровождения прилета «цеппелина» в Москву предполагался выпуск советской стороной тематических почтовых марок. Ими должна была франкироваться почта, которая прибудет на борту дирижабля и затем улетит обратно в Германию. Среди немецких (и не только немецких) филателистов провели организованную рекламную кампанию, так что в нашу столицу «цеппелин» прилетел почти с полутонным грузом почты. Письма и открытки, должны были быть оперативно обработаны прямо на Ходынском поле, где должен был на несколько часов приземлиться дирижабль.

С этой частью работы Наркомпочтель СССР справился – письма «обклеили» и проштемпелевали.

Но что касается самих марок, выпущенных по случаю прилета «Графа Цепелина» в Москву, то об этом разговор особый.

Чтобы лучше представить себе, о чем пойдет речь далее, скажем, что 1929 год – первый год первой советской пятилетки СССР завершил с такими показателями, что страну охватило движение за выполнение пятилетнего плана в четыре года.

«Вперед беспрогульным гигантским ходом!

Не взять нас буржуевым гончим!

Вперед! Пятилетку в четыре года

Выполним, вымчим, закончим», -

призывал Владимир Маяковский.

Движение «Пятилетку в четыре года!» требовало все новой и новой наглядной агитации, и художники работали, не покладая рук.

В их числе был и Василий Костяницын, художник интересный, со своей индивидуальной манерой. Его работы тепло принимали на выставке в Кельне. И сегодня они хранятся в нескольких наших музеях, висят в Государственной библиотеке имени Ленина, а когда появляются на аукционах или в частных галереях, то стоят серьезных денег.

В 1930 году Василий Костяницын получил заказ и нарисовал один плакат, в общем-то «проходной». Попросили сделать по-быстрому, он его и сделал. Сегодня этот плакат в цветном варианте даже в интернете днем с огнем не сыскать, но для дальнейшего разговора вполне сгодится и его черно-белый вариант.

А теперь взглянем на то, во что превратился этот плакат на почтовых марках того же года. Понятно, что те, кто за них отвечал, (автор или авторы этой компиляции не указаны ни в одном каталоге) ставили перед собой задачу не из простых: показать германскому и всему остальному миру, что «цеппелин» «цеппелином», но будущее за советским (и прочим) пролетариатом, которому все по силам. Задачу-то они перед собой поставили хотя и непростую, но понятную, а решение ее предложили, прямо скажем, неординарное.

Дальше предоставим слово журналу «Советский коллекционер». Оперативно, уже в октябрьском номере за 1930 год в нем была опубликована рецензия на только что выпущенные марки, и рецензия разгромная.

«Знал ли Наркомпочтель о предстоящем прилете дирижабля? Конечно, знал. Он не мог не знать о том, что было известно всему миру. Мог ли Наркомпочтель заблаговременно подготовить выпуск марок в ознаменование прилета цеппелина? Безусловно, мог, тем блее что выпустить две марки с одинаковым рисунком и в ограниченном количестве экземпляров – дело немудреное. Что же наблюдалось в действительности?

К выпуску марок Наркомпочтель стал готовиться в последнюю минуту, поэтому выполнить оригинальный рисунок для марок уже не было времени. Чтобы выйти из затруднения, ухватились за первый попавшийся плакат, нарисованный на совсем другую тему. Но так как заимствование производилось наспех, то марочные рисунки получились еще хуже, чем плакат!

На марках изображен рабочий с широко расставленными подкосившимися ногами и раскрытым как бы кричащим ртом, держащий в руках цифру «4», убегающий от доменных печей и каких-то пигмеев, преследующих его под руководством некоего черного призрака с толстой папкой не то входящих, не то исходящих в руках. Его, в свою очередь, преследовал трактор с покачнувшимся мотористом. У головы рабочего нарисована большая пятерка, а под ней буква «В», что и должно по-видимому означать пятилетку в четыре года. Под ноги рабочего торопятся бросить бревно, чтобы рабочий споткнулся и упал.

Несмотря на то, что плакат взят за основу рисунка марок, в нем очень много изменений. На плакате написано: «Даешь 5-летку в 4 года» и «Вперед полным ходом выполним 5-летку в 4 года», а на марках только «5 в 4 года» На плакате слева элеватор, на марках какое-то здание и т.д. Вся коммеморативность марок заключается в наспех дорисованном германском дирижабле, причем по технической безграмотности он оказался ниже доменных печей. И ниже убегающего рабочего. Поэтому он кажется не летящим, а насильно втиснутым в совершенно немыслимую для полета обстановку.

В целом рисунок марок можно понять так: испуганный рабочий, завидев германский дирижабль, неестественно подвешенный возле доменных печей, схватил самое ценное для него на данном этапе – пятилетку в четыре года – и с криком ужаса убегает. Какие-то загадочные маленькие люди стараются догнать его и объяснить, что бояться здесь нечего: просто это дирижабль дружественной страны, помещенный Наркомпочтелем за недостатком жилой площади на плохо исполненный плакат, трактующий о пятилетке в четыре года, но зато исполненный самых лучших намерений (последние на плакате не вышли).

Стоило ли подобным образом отмечать прилет дирижабля? Едва ли. Если уж не было иного выхода, как использовать для марок первый попавшийся плакат, надо было не только дорисовать дирижабль, но  и представить его в более естественных условиях. А также поместить соответствующую подпись. Особенно недопустимо изображение рабочего в уродливой позе спиной к дирижаблю. Получилось так, что рабочий класс СССР не только не приветствует дирижабль, но испуганно удирает от него во все лопатки. Уверены, что совсем не то хотел изобразить Наркомпочтель. Но так у него объективно получилось.

Плох не только рисунок марок, но и шрифтовая часть. Посмотрите на эти раскоряченные «Ч» и «А» рядом с узким «О» в верхней строке и вы поймете, что буквы рисовались беспомощно. А, может, буквы раскорячены нарочно, чтобы создать гармонию с аналогично расставленными ногами рабочего и преследующего его черного призрака?

Марки отпечатаны на бумаге для дензнаков, причем очень хорошей заграничной краской. Жаль и бумаги, и краски».

К сказанному автором рецензии добавить нечего. Разве что высказать сожаление о том, что этот «жанр» сегодня отошел в небытие – обоснованная критика еще никому не шла во вред.

«А все же, когда мы научимся выпускать хорошие марки?», - этим риторическим вопросом завершалась рецензия. Ждать, как оказалось, было недолго: уже в июле следующего года в свет вышла серия марок, посвященная встрече ледокола «Малыгин» с тем же «цеппелином», одна из лучших за всю историю советских почтовых марок.

В заключение еще одна небольшая цитата из упомянутой рецензии: «Серия имеет две зубцовки: 10 3/4 и 12 1/2. Известны и беззубцовые марки, выпущенные с «неизвестной» целью в неизвестном количестве экземпляров».

Сегодня цифры тиражей не составляют особого секрета, они приведены, к примеру, в каталоге ЦФС за 1976 год – 0,0.1 для зубцовых и 0,001 для беззубцовых марок. Доводилось слышать и о том, что «беззубцовки» обязаны своим появлением инициативе «филателиста» Генриха Ягоды.

История эта видится мне фантастической: заместителю председателя, фактически главе ОГПУ, в сентябре 1930 года только и было дел, как бегать на печатную фабрику Гознака, когда в стране только что приняли решение о строительстве Беломорканала, расследовались дела Промпартии и Трудовой крестьянской партии, шла коллективизация... Лично мне все видится проще: тираж печатали в последний момент, в жуткой спешке, перфорацию наносили на машинах, которые в данный момент были свободны, а «беззубцовки» - просто часть тиража, которую по какой-то причине не успели «пробить», может, перфоратор сломался или что-то еще. Непробитые листы просто взяли и отправили на Ходынку – оттого и встречаются «беззубцовки» сегодня по большей части гашеные.

Окончание следует...

Сергей Шаров

Гиганты неба: история отечественного дирижаблестроения в советских почтовых марках

Гиганты неба. Курс на Арктику