Марка с купоном. История... Эта история не про марки. Это - про нашу жизнь
2017-12-10 15:36:09, Рубрики:
ФИЛАТЕЛИЯ.РУ
ЧУдная вещь барахолка! Всяк на ней на любой вкус товар отыщет. Вещички разные случаются. Порой - новенькие, ненадеванные, непользованные – купили их по случаю или подарил кто, не слишком думая, а что одаряемому приглянется. Недолго те подарки глаз и душу радуют – похвастаются перед друзьями да знакомыми, поулыбаются, да и ссылают прямо в упаковках в темный угол шкафа. До лучших времен. Лучшие времена так и не наступают, и обитатели верхних полок, да антресолей отправляются на барахолку…
Промеж новеньких платьиц в хрустящей целлофановой обертке, да коробок с китайскими чайными парами, что глаз недолго радуют, а в хозяйстве негодны, попадаются на развалахбарахолках товары и другого рода – книжки, картинки, фикусы в глиняных горшках, горстка монет да открытки с марками. Темных углов гардеробов они не знали, а теплом рук, да светом глаз хозяев избалованы были. Любимы были вещи хозяевами, и расставались те с ними лишь от большой нужды.
Разные барахолки видали люди. Поначалу собирался люд в базарный день на площадях красных, выставлял товар лицом – кто на прилавках, а кто на лавках, нахваливал каждый свой, шутками-прибаутками обменивались продавцы с покупателями, и торг веселее шел. Позакрывались базары, открылись магазины с длинным названием «комиссионные», продавец покупателя там в глаза не знал, отдавал товар и приходил денежку получать. Элек-тронный век и тут все с ног на голову поставил – и общались уже стороны через великую сеть – интернет – там и товар выставляли, и торг вели.
***
Объявление в интернете было неказистым, продавали марки – простые – дешевые и блеклые. Ольга не заметила бы его вовсе, если бы… если бы не марочка одна – картинка с сюжетом картины художника Возрождения. К картинке был приделан белый кусочек бумаги, на котором позолоченными буквами было выдавлено имя автора. Купон! Марка с купоном! Именно за ней охотились завсегдаи клуба филателистов, именно эту марку, и непременно с купоном, доставали они острыми пинцетами и, как самую-самую драгоценность, осторожно, боясь загнуть хоть зубчик на марке и, не дай бог, оторвать хрупкое перфорированное соединение, связывающее марку с купоном, клали в альбом. Альбом прижимали к груди, прятали под одеждами и, крадучись, боясь, что кто-то увидит их с добычей, скрывались прочь, от глаз посторонних. О приобретении-находке, впрочем, становилось известно сразу же − выдавали счастливого обладателя марки с купоном глаза – светились они внутренним светом, кричащим на всю округу, что главное в жизни филателиста случилось, и более ничего ему не требуется.
Теперь марка с купоном призывно смотрела с объявления. «Так не бывает», – подумала Ольга, но сняла трубку и набрала номер.
Трубку взял мужчина – голос стариковский, дребезжащий, но весьма приветливый. Продавец жил неподалеку и согласился показать марку. Сговорились. И уже через полчаса Ольга бежала по двору того самого дома, где обитал владелец вожделенной марки. Вот и подъезд.
– Да, заходите, конечно. Только….Без купона она.
«Так и знала. Выставят как рекламу, пытаются спихнуть новичку несведущему то, что, ничего не стоит, обмануть». Выговаривать это продавцу Ольга, конечно, не стала, вежли-во откланялась и уже собиралась положить трубку, как он добавил.
– Погодите. Она, конечно, без купона, но я ее вижу неразорванной, с купоном вместе. Заходите, поднимайтесь наверх, не возьмете, так просто посмотрите на нее.
Времени у Ольги было предостаточно, она набрала код домофона и вошла в подъезд. Стены хрущевской пятиэтажки были аккуратно выкрашены зеленоватой краской, под лестницей стояла прогулочная коляска, пахло только что сваренным борщом, из-за квартирной двери доносился плач ребенка. Обычный дом со своей пятиэтажной жизнью. «Снесут ли?» − мелькнуло в голове – в городе вовсю шествовала кампания по сносу пятиэтажных кварталов, и старую, размеренную жизнь пытались поменять на новую – высотную, скорую.
Ольга поднялась на четвертый этаж, дверь в квартиру была приоткрыта.
– Заходите, – сгорбленная женщина выглянула из комнаты, – ждет он вас.
Ольга скинула полушубок, начала расстегивать молнию сапог.
– Не разувайтесь, не убрано у нас, пол нечистый. Проходите так.
Ольга прошла в маленькую комнату, путь в которую указала хозяйка. На небольшой кушетке в подушках полулежал пожилой мужчина. Мужчина жестом поприветствовал ее.
– Проходите, садитесь.
Ольга присела на краюшек единственного в комнате стула, обитого истертым дерматином. Обстановка выглядела небогато, но хранила следы давнишнего уюта – на стене ковер, – немецкий, шерстяной, гордость первых хозяев пятиэтажек, полированная стенка, паркет на полу выщербился, но сохранял блеск на совесть сделанной в былые годы лакировки. Было чисто, Ольга даже засовестилась, что не сняла обувь при входе.
У кушетки стоял столик с тарелкой с яблоками.
– Угощайтесь, не стесняйтесь – произнес старик. – Вы не думайте, не хотел я вас обмануть. Я же понимаю, что главное в этой марке – купон. Но, у меня она такая, оторван-ная… А ведь когда-то она была с купоном. Дайте-ка расскажу я вам историю, а вы уж судите, как ее воспринимать, эту марку и судить ли меня.
Я ведь не всегда был таким немощным. В семидесятых дали нам с женой эту квартиру, мы молодыми тогда были. Весь квартал таким был – молодым: приезжали, селились, хозяйством обзаводились. Досуг свой проводить как-то надо было. А марки – филателия по научному, в те годы, ой, как популярна была. Магазинчик неподалеку открыли, филатели-стический. По субботам собирались там – и время провести, и об жизни поговорить. Рабо-тали как все, хорошо работали, зарабатывали неплохо, и на увлечение денег хватало. Это же недешево – филателия! Как сейчас помню – как начал марки собирать, пришел к жене и говорю – 10 рублей в месяц на марки откладываю! Поохала она, поохала, это ж немаленькие деньги, а согласилась. Но хватало. И на жизнь хватало, и на увлечение. Даже, вон, на старость скопили… Рухнули только сбережения наши все… Ну да ладно, отвлекся я.
Каждую неделю – к магазину. А там – клуб по интересам. Встретишься, побалагуришь, на марки полюбуешься. Они ведь красивые были, марки-то эти. Олимпиада в 80-ом проходила. Помните?
А может и не помните, молодая вы. Ну так вот, олимпиада была, а я спорт как раз осо-бенно собирал, столько серий выходило – и с конным спортом, и с лыжами, и с футболом… Встречались мы, балагурили, ну и разбираться начинали потихоньку, что есть что в этой филателии. Кто-то серьезным специалистом становился, на марку посмотрит – и, вроде одинаковые марочки, похожие, а сразу с одного взгляда – так и видит - вон та, говорит, ценная, редкая, а эта – простая, каких пруд пруди.
Был у нас филателист один, Львом звали. Таких премудростей в марках понабрался…. Все к нему за советами ходили. А он эти марки как детей родных любил. Бывало, углядит у кого марочку потертую, неброскую, заляпанную, возьмет – и чудо с нею сотворит. Чего он с ними не делал – отмывал, разглаживал, средствами разными потчевал, вечно у него с собой пузыречки какие-то были с растворами разноцветными. Химик, говорят, был. Толк знал в растворах. Так эти марки неказистые в его руках как новенькие становились… Любо-дорого было на его альбомы смотреть…Марочка к марочке, у каждой надпись, у каждой особенность своя. Я удивлялся все, вроде все мы одни и те же бумажки в руках держали, а он в каждой что-то свое видел, свою судьбу, каждой новую жизнь давал. Мало у кого такая коллекция была… Любил он их, марки… Не за деньги любил, а как человека, вот бывает первая любовь, так и у него… К маркам.
Потом, как революция пришла, эта, в 91-ом, так все и закончилось. Я сразу всю коллекцию и забросил. Время новое – и марки новые, другие, на старые не похожи. Яркие, броские, а без души какие-то. Неинтересно стало. Страна изменилась, и марки поменялись. Вот я и бросил собирать-то. По старой памяти в клуб наш самодеятельный ходил, к магазинчику этому. Так, пообщаться, побалакать, новостями поделиться.
Много лет с тех пор прошло. Марки эти не нужны многим стали, продавать их стали, да покупал-то не каждый.
Лет через двадцать пришел я как-то к магазину, вижу – Лев. Постарел он, сморщился, уменьшился даже как-то. Вынимает альбом, на его альбомы старые непохожий – марки не в порядке, без системы, без принципа, ну совсем не его альбом.
– Продаешь? – спрашиваю.
А он смотрит глазами невидящими и бормочет что-то непонятное. Только одно и сумел понять из его слов – деньги ему нужны, на родину уехать хочет, деньги на билет собирает. Ну, бывает, к тому времени со всеми разное случилось, кто-то совсем обнищал, кто-то в князи выдвинулся… Не принято у нас было эти вопросы обсуждать – как есть, так и есть.
Для нас человек у магазина филателист был, марки собирал. А на какие деньги, чем он занимался – не очень интересовало.
Стал я альбом смотреть, а там марочка эта с купоном. Сколько, спрашиваю? А он пинцетом,− он всегда пинцеты сам мастерил, фабричным не доверял, говорил, что фабричные марку не чувствуют, рвут ее, вот сам и делал – точил, полировал. Таких пинцетов как у него во всей Москве отыскать нельзя было. Так вот, он пинцетом марочку эту с купоном подцепил, достал из альбома и… пополам рвет, марка отдельно, купон – отдельно. Убил марку, своими руками убил. Говорит: «Одна − рупь, две − по два…»
Тут я только в глаза-то ему посмотрел, а он опять бормочет что-то непонятное. Девчонка какая-то подбегает к нам, и тихо так: – «Возьмите, говорит, у него марку эту, возьмите. Болен он. Сильно болен.» И глаза у нее, как у волчицы затравленной. «Памяти, – говорит,– у него не стало совсем». И слово какое-то нерусское назвала – не помню я его точно, медицинское какое-то, сложное. Название болезни.
А он опять на меня взглянул – марку ту протягивает и продолжает : «Возьми, два рубля за обе. А мне на билет хватит, до дома, к бабушке, говорит, поеду»…
Девчонка сунула мне эти марки покореженные, я деньги обещанные отдал, ушел. А сам все не верю тому, что только что видел. Ведь величайший мастер был, специалист… А тут…
Марку ту себе оставил, но больше к магазину не ходил. Коллекцию свою сохранил, много жизни хорошей у меня с ней связано было. Коллекция-то простенькая, но каждую марку я ведь тоже не просто так подбирал. Каждый поход в магазин – как праздник. Получку получу – и в магазин, погутарить, новинки посмотреть…
Старик тяжело дышал, глаза его закрылись. Говорить ему, видно, было непросто. Он замолчал немного, Ольга хотела встать, но он сделал жест рукой, будто останавливал ее.
– Не торопись, доченька. Сейчас закончу.
С тех пор, с той марки, стоит мне альбом открыть, так Лев перед глазами и встает. Руки его, как он марочку эту пополам разрывает… Решил точку поставить. Продаю коллекцию. Да и кому она после меня нужна будет, жить-то мне осталось… два понедельника и одну пятницу.
Старик открыл глаза и вновь взглянул на Ольгу.
– Голос мне твой знакомым по телефону показался. Да и обманул, вроде, тебя, ты ж ценность хотела, а я вон, без купона… Вот и решил рассказать тебе. Ты уж не обижайся на меня, старика….
Глаза старика вновь закрылись, он вроде как задремал. В комнату вошла женщина.
– Отдыхать ему надо. Вы уж простите, пора вам. Очень он хотел вас увидеть, рассказать что-то. Но сейчас − пора. Пусть спит.
Ольга на цыпочках прошла в прихожую, накинула полушубок и, уже открывая дверь, повернулась к женщине: «Оставьте коллекцию. Не продавайте. Она у него… настоящая»
По лестнице спускаться всегда легко. Вниз – не вверх. Но, казалось, Ольга уносила из этого дома непомерный груз – плечи ее опустились и тоска черным комом заполнила грудь и давит-давит…. Перед глазами Ольги Львовны стояла марка с купоном, руки старика, рвущие ее пополам, и слова «Домой мне надо, домой, к бабушке». В коллекции, оставшейся после смерти ее отца, не хватало одной марки. Марки с купоном.
Мария Хрущева